Они прерываются на обед, а я встречаюсь с Питером Ньюманом и Полом Остером, которые умоляют меня остаться. Если Miramax согласится на этот фильм, они вложат в него кучу денег и смогут все исправить.

Я пытаюсь объяснить, что никакие деньги, брошенные на это, не исправят ситуацию. Мы не можем перезаписать музыку, потому что вопли больше не будут частью звука.

Но Пол Остер в своем режиссерском дебюте хочет режиссировать и быть творческим человеком, и кривляние - его первый вклад в кинематографическое искусство.

Я настолько болен болезнью Лайма, что у меня нет сил возражать. Мы просто остаемся, потому что у меня нет сил уйти.

Мы снимаемся в сцене с Лили Томлин, которая, что неудивительно, оказывается прекрасным человеком. Затем мы отправляемся домой.

Примерно через неделю я звоню Питеру Ньюману, чтобы спросить его, как мы собираемся переделать музыку. Он говорит, что Уэйн Ванг видел сцену и ему нравится, как она звучит.

"Ну, это не зависит от него".

"Уэйн считает, что перезапись музыки придаст ей иной вкус, чем остальной фильм. На самом деле он считает, что все звучит прекрасно, и мы просто будем использовать то, что у нас уже есть".

"Да! Это то, что я пытался объяснить Полу Остеру. Это будет совершенно другой тон и не подойдет. Но это моя музыка. Вы не можете так поступить".

Итак, встреча в каком-то монтажном бюро. Они играют мне сцену. Я ее ненавижу. Музыка звучит ужасно. Этого не может быть. Я не буду подписывать контракт.

"Питер, это не то, о чем мы договаривались. Ты дал мне слово".

Никакого ответа.

Уэйн Ванг, который кажется очень милым, вдруг проявляет железное упорство, которое, как я должен был догадаться, таилось где-то внутри.

Он вкрадчиво рассказывает о том, что я очень талантлива, но такое поведение разрушит мою карьеру. Он мне угрожает?

Я не могу в это поверить. Я хочу им понравиться. Я хочу, чтобы они оценили то, что я написал для их фильма, что мы репетировали в дороге во время саундчеков, когда я должен был лежать в постели. Как все это происходит? Единственное, чего я хочу, - это чтобы все звучало хорошо. С самого начала я не просил ни о чем другом.

Они рассуждают следующим образом: Розанне Барр не нравятся ее сцены, и она хочет их переснять. Но они не могут этого сделать, и это, по сути, то же самое. Они просто не могут позволить актеру диктовать, как им снимать свой фильм.

"Но это моя музыка. Я не актер. Это то, что я делаю. Это не одно и то же. Я увлечен этим так, что вам никогда не понять, и вы думаете, что сможете использовать это, звучащее таким образом. Не получится".

Я ухожу. По дороге Уэйн Ванг рассказывает мне о своем следующем фильме, в котором будет звучать джазовая партитура. Должно быть, он считает меня глупым или настолько амбициозным, что я глуп. Думаю, тогда же он говорит мне, что я очень талантлив, но если у меня возникнут проблемы здесь, я больше не буду работать.

Я мучаюсь над этим. Подписывать им контракт или нет? Буквально теряю сон. Я не хочу битвы. Но как я могу допустить, чтобы эта музыка вышла в свет в таком виде? Это неуважительно по отношению к музыке.

Этот парень, Питер Ньюман, показался мне честным человеком. Он дал мне слово. И я действительно не понимаю Пола Остера, который, казалось бы, является большим поклонником музыки, но теперь собирается ее испортить, по крайней мере для тех, у кого есть уши. Это была довольно простая и понятная вещь, которую ему просто не смогли объяснить.

Затем мне звонит Питер Ньюман и говорит, что Харви Вайнштейн собирается подать на меня в суд, если я не подпишу контракт. Я снялся в фильме, что говорит о моем намерении. Теперь я не могу сказать, что не хочу участвовать.

Я сдаюсь и подписываю контракт.

Я посылаю им кассету с музыкой, которую трио играет в студии, она не смикширована, но должна дать им представление о том, как это должно звучать. И, возможно, они могли бы использовать эту музыку, чтобы люди могли услышать, как она должна звучать по сравнению с той катастрофой, которая там есть.

Они говорят, что нет, им это не нравится.

Когда фильм выходит на экраны, три музыкальных фрагмента с кассеты, которую я им прислал, - музыка, которая им не понравилась, - помещаются в фильм. Никакой сделки, никаких обсуждений, никаких денег, ничего. Единственное, что я услышал, это то, что им не понравилось. Но потом они включили ее в фильм, не спросив меня.

Ну, теперь они у меня есть. Если ничего не случится, я смогу потребовать большую зарплату.

Они использовали мою музыку без моего разрешения - нарушение авторских прав. Кроме того, моя подруга - музыкальный супервайзер, и это создаст ей проблемы, потому что она не очистила эту музыку. Ее не только уволят за это, но и, возможно, она больше не будет работать. Даже если кажется, что виноват кто-то другой, все равно обвинят ее. Я отпустил ее практически за бесценок, потому что у них не осталось денег, а мне очень нравится моя подруга, и я не хочу, чтобы она больше не работала.

Отсюда и моя репутация трудного человека. Я не знаю, как я мог бы справиться с этим лучше. Как я мог бы более четко объяснить, что необходимо для того, чтобы музыка вошла в фильм, или как я мог бы решить эту проблему, не сдаваясь больше. Но теперь я "трудный". Я начинаю слышать это постоянно.

-

Еще один, и это расстроит некоторых людей. Это неприятно. Но это правда, и это то, что произошло. Так бывает.

В этой книге участвует любимый Дэвид Бирн. И я только что записал любимого Пола Остера, который менее любим, чем Дэвид Бирн, но все равно любим. Это первый случай, когда "любимый" используется три раза в одном предложении.

Когда The Lounge Lizards играли, вы могли смотреть на толпу, и там могли быть все, кого вы только могли себе представить. Джон Леннон, Боб Дилан и Дэвид Боуи - все они приходили посмотреть на выступление группы, причем Боуи - несколько раз. Это должно дать вам понять, что это была музыка, достойная